We gave them dreams - and what did they dream? (c) Ayreon
вот выложу здесь один законченный цикл.
Старая магияСтарая магия
Старая магия больше не действует,
Старая магия вышла из лиц
Нашей действительности непосредственной
Непостоянно крутящихся спиц,
Старая магия вырвалась с коренью
И раздробила все руны в войне,
Слопав с костями свои предыстории
Столь повторимые в мнимой весне;
И пентаграмм рожи вышли корявые,
Словно чертили немые пажи
Средствами для выжимания жадности -
Слуги покорной почетнейшей лжи.
Серую плесенью выросли лестницы
В ниши ментальные фрейдовых снов,
Мертвые мысли и мертвые женщины
Засуетились у этих оков.
Сонное солнце погасло от важности,
Распространенной богой по земле.
Эта бога умерла уже дважды,
Но нити слов ковыряет в нуле
И напрягает окружностей мускулы
Математических липких значений:
Старые истины замочены в уксусе
Непостоянных слепых проявлений.
Город, покрытый людьми и знаменьями,
Чистые вымыслы греет костром -
Пламя умножит их смерть на сомнение,
Соль на песок и дорогу на дом…
ГородГород
Тонкие холодные пальцы цивилизации,
Ночи инквизиции, уродства и мутации.
Троны узурпированы,
Токи изолированы -
Дай же, Боже, силы нам,
Их всех помиловать…
…
Город покрыт людьми и дорогами,
Сороконожками и осьминогами,
Город твердит моим голосом выключенным,
Город выплевывает все различия.
Голос мой тише, чем писк отклонения,
Он выжимает из слов их значения.
Слезы мои стали капать из воздуха,
Только их соль уж преклонного возраста.
Верь моим снам, их чуть больше чем надо бы!
Не избежать эшафота в награду мне,
Не избежать мне угрызенной совести,
Не избежать окончания повести.
Город плюет на мои очертания,
Чтобы их линии вовсе растаяли.
Город-легенда, и пылью покрытая,
Годен до срока по венам разлитому.
Солнце и кровь набухают в ладонях,
Скоро взорвутся в сладчайшей агонии.
Мыслями к полу лежу я прибитая,
Город вставляет мне в уши молитвы,
Город почти всю меня уже выселил:
Полечу вниз ли я? Упаду ввысь ли я?
Где мне дождаться финалов трагедий:
Их разменяли на горсть псевдо-меди…
Как мне дойти до дороги, что выведет,
И чтобы город потом не обиделся?
Мне не вернуться, и не предусмотрено,
Ткань для отчаяния стала добротнее,
Толк от бессмысленной веры в безумие
Сделал из города падшую мумию.
Как бы мне вырваться, кто меня держит-то?
Кто заплеснул в кувшин с болью надежду мне?
Черная птица, чей клюв весь в помаде,
Злобным магистрам склевала все взгляды.
И лишь мой взгляд ей не выклевать - мается,
Об его сталь клюв уродский сломается,
Цифры приносят еду матке-матике
Из-под объятий чужих знаменателей.
Город ласкает их плачущим временем,
Город ведь помнит: он суть уравнение.
Нет, не упасть мне, увы, без сознания:
Кто-то лицо мне покрыл заклинанием,
Я стала личным чудовищем города
Да ваши звезды глотаю от голода.
Только любовь не сожрать и не выплюнуть,
Город был вогнутым, но станет выпуклым,
Город костями со мною срастается…
…После оттуда не возвращаются.
ПробелПробел
Черной картошкой кормит собаку
Мертвый посланец абсурдовых снов,
Это простуженный вечный вояка
Кормит обглоданных временем псов.
Кричат и пищат они безустанно,
Просят побольше картошки вскопать.
Мне надоела сия мелодрама,
Но мне приказано здесь выживать.
Я все молчу – рот кляпом заклеен
Из недодушенных воплей в ночи.
Цирк уж уехал, а клоуны съели
От этой старой каморки ключи.
Я все равно не пойду в этот хаос,
Что здесь рассыпан повсюду, как пыль.
Нет, у меня лишь способность осталась
Из массы слов выковыривать быль.
Нет рифмы там, где колеблются рыбы,
Там есть лишь тонкая удочка лжи,
Мы их зажарить с тобою могли бы,
Но мы бессильны - мы пишем стихи.
Птица летит – она воздух склевала,
Скоро дышать будет нечем всем нам.
В строчках пробелы, а в жизнях провалы,
Но мир статичен – поверим глазам.
ПтицыПтицы
Почему не могу я тебя отпустить?
Объясни, как теперь мне плести свою нить,
Почему продолжаю ловушки я делать,
Так надеясь поймать твоих птиц в своем небе?
Но летят они мимо, клюют мои чувства
И дают мне понять – ты меня не отпустишь,
И я мертвые пешки швыряю им в крылья,
Но они ускользают, насытившись былью…
Сказка про Темный ЛесСказка про Темный Лес
Слушай голоса безобидных стратегий,
Тех, что предлагают пить суп из иллюзий,
Голос мой в оправе неспетых элегий,
Но он составляет суть главного блюда
На столе судьи с деревянной ухмылкой.
По пути в чертоги его я споткнулась,
Я хотела счистить с себя все опилки,
Встать, пойти вперед, но зачем-то вернулась.
Там, куда я вернулась, - не ждали меня братья,
Те, что со счетов своих мой воздух списали,
Продали в бордель мои летние платья,
После подбодрили: "Начни все сначала".
Я хотела сбавить чуть-чуть обороты,
Хоть было обидно, что голос похищен:
Без него не спеть мне прощальные ноты,
Не призвать мне птиц или демонов хищных.
Руки так болят, будто лезут стигматы,
Но здесь этот символ никак не уместен -
Я бы хоть ругнулась как следует матом,
Но мой голос съеден был кем-то навечно.
Город пожелтел и прогнил от безумия,
Даже его стены зло дышат мне в спину.
Братья предложили мне уйти в полнолунье,
Чтобы так красиво и пафосно сгинуть.
Мне бы с лица неба стереть свое солнце,
Чтоб оно не пачкало лучи об их морды,
Впрочем виноваты ли они, что проснется
Каждый в этом городе лишь падалью гордый.
Неизбежной жизнью болеют все зданья,
Небо об них трется, выплюнув звезды,
Но не выполняют они больше желаний,
Выветрилась, пеплом стала эта возможность.
Тут меня не ждут, и других не ждут тоже,
Ибо все пространство поделено дважды,
Бережно хранят все добычу под кожей,
Требуя к чужому здесь не прикасаться.
Впрочем неужели мне нужны их трофеи?
Видимо нужны, раз я все ж задержалась,
Только вот зачем? То, что зараз не сгорело,
Ядом лжи и страха давно пропиталось.
Нету здесь метафор, не запятнанных грязью,
Только и сама я топчусь тут на месте,
Мне б лицо намазать несмываемой мазью,
Чтоб та отгоняла всех мух страхов смерти.
Братья со стен сняли твои все портреты
И разбили рамы, потом сожгли книги.
Шкаф открыт, но больше, увы, нет скелетов -
Их я продала на букашковом рынке.
Все мне говорят "Уходи - все готово",
Все мне говорят - "Так, поверь, будет лучше"...
Знали бы они как пугает дорога,
Ту, что раньше лишь полагалась на случай.
Вещи собирать - их почти не осталось,
Только вот стихи, раненые словечки
Плачут: "Забери нас", - и давят на жалость:
"Веки откусили злобные человечки".
Я б их забрала, но они бесполезны,
Голос мой потерян, да нету бумаги.
Люди собрались имигрировать в бездну,
Меня ж на поверхность зачем-то сослали.
Я ушла, и братья меня проводили,
Верю, было жаль им, что так получилось,
Да, я не смогу больше их ненавидеть,
Может, наконец, я пойму, что случилось.
Так вот я стакан молока возьму в руки,
Он лучше чем крест от вампиров поможет,
Там вдали я слышу какие-то звуки,
Может быть, мой голос прощается тоже?
Только темнота впереди, нету смысла
Дальше все описывать - просто дорога.
Чувствую, как в небе рождаются числа
9, 8, 7 и других тоже много...
Безумие нового мираБезумие нового мира
Я так ненавижу стальных певчих птиц, что клюют мои мысли из ниши забвенья,
Кусают броню мою, мой добрый щит, когтями царапая воображение,
Как я ненавижу их злые глаза, их клювы, что нежно впиваются в темя,
На перьях их надписи не прочитать, пока здесь лежит, еле ползая время.
Но время не станет стираться с часов и с миром ругаться, взрывая минуты,
Прошла эра нас, скоро эра богов, из ртов своих бездны извергли их будто.
Они в небе красном купают свой взгляд и птиц на меня этих злобных спускают,
Пока я любуюсь на сшитый закат из старых морщин позабытых реалий.
Дай нить мне пройти в лабиринт своих снов и вырвать из них настоящее Имя.
Да, я презираю безумных богов, хотя и служу их причудам поныне.
Но нить разрывается, с кровью и без, и служит причиной моих оправданий
Для тех, кто отправил меня в Темный Лес. Зачем? - Соблюдая какой-то свод правил.
Безумье уродливо, словно стекло, политое перьями птиц вместе с клеем,
Безумие съело мое ремесло, оно проростает цветком в моем теле.
Абсурдные двери кусачих домов глаза вырывают зевнувшим прохожим,
А мой дом средь поля серебрянных льдов, но нет тут пейзажей на это похожих.
И я ненавижу, ведь ненависть есть под кетчупом страха - хорошее блюдо!
Забыла инструкции дальше прочесть, но знаю одно: я была здесь и буду.
Я буду играть в лабиринте надежд в стеклянные камни чужих отражений,
Я буду играть, я войду в темный лес, и больше не будет мне определений.
Интеграция в ХаосИнтеграция в Хаос
Уродлива эротика сомнений -
Обклеивать мечты слюнявым потом!
Я не подвластна лжи определений,
Я просто существительное, кто-то.
Сказители берутся за кинжалы,
Чтоб мифов своих власть скреплять телами.
По мне так, чтоб реальность дребезжала,
Всем нужно нам стать волнами цунами.
Я этот мир кусаю своим взглядом,
Лаская пожелтевшими словами
Бессмысленную тонкую преграду,
Которая плюется именами.
Любовь осела с хаосом в осаде,
К земле всех прижимает, кто зарвался,
Меня средь них причислили к награде,
Но кто-нибудь из кокона прорвался?
...
Нет, лишь пустота давно выпитых снов
Из чаш наших судеб, да нити дорог...
Последний порог, как последний предлог.
Что, кровь на лице? - нет, вишневый лишь сок...
Сказка про птицуСказка про птицу
Даже сказка спать ложится,
Спать не ляжет постмодерн
В клюве у голодой птицы,
Что пока стремится вверх.
Вскоре сложат ее крылья
Свои толстые штрихи -
Наша сказка станет былью,
Шут накаркает стихи.
А пока еще летает
Это слабое звено,
Постмодерн же в клюве тает,
Вместе с ним - добро и зло.
Да и прочие цитаты
Выпивают изо рта
И слюну, и ароматы,
И присутсвие стыда.
Значит, больше он не смотрит
На растрепанных детей,
И летят их мысли гордо,
На объедки площадей.
В нашем городе отчаянья,
В королевстве из дверей,
Ключ к которым есть случайно
Лишь у выживших детей, -
Книги все себя писали,
И ответственности нет.
Мы давно уже молчали -
С неба манной льется бред,
Птица все летает мирно,
Она знает, что умрет,
Я все слышу шорох крьльев,
Ну а бог, он просто ждет.
Вторжение в ГородВторжение в Город
Тот, кто ест эту крысу, - не я,
Это просто мой повар из мира людей,
Он готовит мне завтраки из бытия
И закуски из символов, знаков, идей.
Сумасшедшие мыши сорвались с цепей,
Обнажили зубища, снаряды летят
В камнесердие всех городских площадей -
Город дышит лишь кровью погибших солдат.
Город спать будет завтра, сегодня он трус,
Ну а трус не наполнит забвеньем свой прах,
Мы же будем молчать и прощупывать пульс
И внимать ртам, что завтра на нас накричат.
Организм мой бессилен, в нем страсть, соль и страх,
В их слиянье рождается зрелая смерть -
Нет, не каждую боль я доверю слезам,
Нет, не каждую дверь я доверю руке.
Тот, кто ждет меня, больше не бог, он забыл,
Куда складывать истины, как штамповать.
Этот город рожден среди темных светил,
Его улицы щупали знанья за власть,
Обнимали дорогами новый закон,
Расползаясь в его венах теплой водой,
Я была влюблена - ну, а кто не влюблен
В раскаленную правду в капкане времен?
Голос рвется из клетки, он хочет петь гимн
И царапать прохожим их лиц муляжи,
Но изранены стены, стал город чужим,
Падший бог захлебнулся в бассейне лжи.
Я пишу слишком быстро, я вовсе не жду,
Словно вытащат из-под обломков меня -
На серебряном поле скульптура во льду
Перекусит клыками артерию дня.
Я голодным мышам обрываю хвосты,
Это маленький вклад в революцию здесь:
Без хвостов-шлангов им не напиться воды,
Не залить в свое тело горючую смесь
Говорящего хаоса рваных умов,
Чьи мыслишки развешаны здесь на столбах -
Да никто не стремился прогневать богов,
Просто все мы хотим подчинить себе Власть.
Так и я средь насилья и плотного зла
В чреве истины, выжившей чудом, жила,
Но разбили мой дом и горячей водой
Окатили закон, что был выкормлен мной.
Он стонал и брыкался, хотел всех созвать,
Его логика рушилась временем вспять,
Кровь лилась изо рта, что был полон стихов,
Этих рифм не собрать больше - вышел их срок.
Голова гниет с рыбы - пустой водоем,
В нем плывут только глыбы - мечты ни о чем.
Положение Города вырвалось с карты,
География стерлась, разбились стандарты,
А ведь все было связано раньше со всем,
Мир стошнило обильем трагических сцен.
Мое место не здесь, мое место с тобой,
Я не знаю, кто ты, но, поверь, это так,
Знанья плющатся от столкновений с судьбой,
Убивая "зачем", я хочу спасти "как".
Разведите мосты между этим и тем!
Может быть, я успею туда добежать...
Направления лопнули, с башенных стен
Кто посмел без приказа в их стрелки стрелять?
Город дергался - крысы срывались с часов,
Обкусали все цифры и формулы схем -
Эту дверь бы закрыть нам на плотный засов
Или просто пойти сдаться недругу в плен.
Я не верю, что бог вдруг поверит в меня,
Город стонет, а сон его здания пьет,
Я б хотела дожить до подобия дня
...
Но, увы, я не знаю, кто здесь доживет...
Город
Что бы ты отдал, чтобы контролировать срок жизни и времени в застывшем фрагменте безвременности?
Триллионы молекул, образующих в пространстве форму жизни?
12 Oz Mouse
Триллионы молекул, образующих в пространстве форму жизни?
12 Oz Mouse
Старая магияСтарая магия
Старая магия больше не действует,
Старая магия вышла из лиц
Нашей действительности непосредственной
Непостоянно крутящихся спиц,
Старая магия вырвалась с коренью
И раздробила все руны в войне,
Слопав с костями свои предыстории
Столь повторимые в мнимой весне;
И пентаграмм рожи вышли корявые,
Словно чертили немые пажи
Средствами для выжимания жадности -
Слуги покорной почетнейшей лжи.
Серую плесенью выросли лестницы
В ниши ментальные фрейдовых снов,
Мертвые мысли и мертвые женщины
Засуетились у этих оков.
Сонное солнце погасло от важности,
Распространенной богой по земле.
Эта бога умерла уже дважды,
Но нити слов ковыряет в нуле
И напрягает окружностей мускулы
Математических липких значений:
Старые истины замочены в уксусе
Непостоянных слепых проявлений.
Город, покрытый людьми и знаменьями,
Чистые вымыслы греет костром -
Пламя умножит их смерть на сомнение,
Соль на песок и дорогу на дом…
ГородГород
Тонкие холодные пальцы цивилизации,
Ночи инквизиции, уродства и мутации.
Троны узурпированы,
Токи изолированы -
Дай же, Боже, силы нам,
Их всех помиловать…
…
Город покрыт людьми и дорогами,
Сороконожками и осьминогами,
Город твердит моим голосом выключенным,
Город выплевывает все различия.
Голос мой тише, чем писк отклонения,
Он выжимает из слов их значения.
Слезы мои стали капать из воздуха,
Только их соль уж преклонного возраста.
Верь моим снам, их чуть больше чем надо бы!
Не избежать эшафота в награду мне,
Не избежать мне угрызенной совести,
Не избежать окончания повести.
Город плюет на мои очертания,
Чтобы их линии вовсе растаяли.
Город-легенда, и пылью покрытая,
Годен до срока по венам разлитому.
Солнце и кровь набухают в ладонях,
Скоро взорвутся в сладчайшей агонии.
Мыслями к полу лежу я прибитая,
Город вставляет мне в уши молитвы,
Город почти всю меня уже выселил:
Полечу вниз ли я? Упаду ввысь ли я?
Где мне дождаться финалов трагедий:
Их разменяли на горсть псевдо-меди…
Как мне дойти до дороги, что выведет,
И чтобы город потом не обиделся?
Мне не вернуться, и не предусмотрено,
Ткань для отчаяния стала добротнее,
Толк от бессмысленной веры в безумие
Сделал из города падшую мумию.
Как бы мне вырваться, кто меня держит-то?
Кто заплеснул в кувшин с болью надежду мне?
Черная птица, чей клюв весь в помаде,
Злобным магистрам склевала все взгляды.
И лишь мой взгляд ей не выклевать - мается,
Об его сталь клюв уродский сломается,
Цифры приносят еду матке-матике
Из-под объятий чужих знаменателей.
Город ласкает их плачущим временем,
Город ведь помнит: он суть уравнение.
Нет, не упасть мне, увы, без сознания:
Кто-то лицо мне покрыл заклинанием,
Я стала личным чудовищем города
Да ваши звезды глотаю от голода.
Только любовь не сожрать и не выплюнуть,
Город был вогнутым, но станет выпуклым,
Город костями со мною срастается…
…После оттуда не возвращаются.
ПробелПробел
Черной картошкой кормит собаку
Мертвый посланец абсурдовых снов,
Это простуженный вечный вояка
Кормит обглоданных временем псов.
Кричат и пищат они безустанно,
Просят побольше картошки вскопать.
Мне надоела сия мелодрама,
Но мне приказано здесь выживать.
Я все молчу – рот кляпом заклеен
Из недодушенных воплей в ночи.
Цирк уж уехал, а клоуны съели
От этой старой каморки ключи.
Я все равно не пойду в этот хаос,
Что здесь рассыпан повсюду, как пыль.
Нет, у меня лишь способность осталась
Из массы слов выковыривать быль.
Нет рифмы там, где колеблются рыбы,
Там есть лишь тонкая удочка лжи,
Мы их зажарить с тобою могли бы,
Но мы бессильны - мы пишем стихи.
Птица летит – она воздух склевала,
Скоро дышать будет нечем всем нам.
В строчках пробелы, а в жизнях провалы,
Но мир статичен – поверим глазам.
ПтицыПтицы
Почему не могу я тебя отпустить?
Объясни, как теперь мне плести свою нить,
Почему продолжаю ловушки я делать,
Так надеясь поймать твоих птиц в своем небе?
Но летят они мимо, клюют мои чувства
И дают мне понять – ты меня не отпустишь,
И я мертвые пешки швыряю им в крылья,
Но они ускользают, насытившись былью…
Сказка про Темный ЛесСказка про Темный Лес
Слушай голоса безобидных стратегий,
Тех, что предлагают пить суп из иллюзий,
Голос мой в оправе неспетых элегий,
Но он составляет суть главного блюда
На столе судьи с деревянной ухмылкой.
По пути в чертоги его я споткнулась,
Я хотела счистить с себя все опилки,
Встать, пойти вперед, но зачем-то вернулась.
Там, куда я вернулась, - не ждали меня братья,
Те, что со счетов своих мой воздух списали,
Продали в бордель мои летние платья,
После подбодрили: "Начни все сначала".
Я хотела сбавить чуть-чуть обороты,
Хоть было обидно, что голос похищен:
Без него не спеть мне прощальные ноты,
Не призвать мне птиц или демонов хищных.
Руки так болят, будто лезут стигматы,
Но здесь этот символ никак не уместен -
Я бы хоть ругнулась как следует матом,
Но мой голос съеден был кем-то навечно.
Город пожелтел и прогнил от безумия,
Даже его стены зло дышат мне в спину.
Братья предложили мне уйти в полнолунье,
Чтобы так красиво и пафосно сгинуть.
Мне бы с лица неба стереть свое солнце,
Чтоб оно не пачкало лучи об их морды,
Впрочем виноваты ли они, что проснется
Каждый в этом городе лишь падалью гордый.
Неизбежной жизнью болеют все зданья,
Небо об них трется, выплюнув звезды,
Но не выполняют они больше желаний,
Выветрилась, пеплом стала эта возможность.
Тут меня не ждут, и других не ждут тоже,
Ибо все пространство поделено дважды,
Бережно хранят все добычу под кожей,
Требуя к чужому здесь не прикасаться.
Впрочем неужели мне нужны их трофеи?
Видимо нужны, раз я все ж задержалась,
Только вот зачем? То, что зараз не сгорело,
Ядом лжи и страха давно пропиталось.
Нету здесь метафор, не запятнанных грязью,
Только и сама я топчусь тут на месте,
Мне б лицо намазать несмываемой мазью,
Чтоб та отгоняла всех мух страхов смерти.
Братья со стен сняли твои все портреты
И разбили рамы, потом сожгли книги.
Шкаф открыт, но больше, увы, нет скелетов -
Их я продала на букашковом рынке.
Все мне говорят "Уходи - все готово",
Все мне говорят - "Так, поверь, будет лучше"...
Знали бы они как пугает дорога,
Ту, что раньше лишь полагалась на случай.
Вещи собирать - их почти не осталось,
Только вот стихи, раненые словечки
Плачут: "Забери нас", - и давят на жалость:
"Веки откусили злобные человечки".
Я б их забрала, но они бесполезны,
Голос мой потерян, да нету бумаги.
Люди собрались имигрировать в бездну,
Меня ж на поверхность зачем-то сослали.
Я ушла, и братья меня проводили,
Верю, было жаль им, что так получилось,
Да, я не смогу больше их ненавидеть,
Может, наконец, я пойму, что случилось.
Так вот я стакан молока возьму в руки,
Он лучше чем крест от вампиров поможет,
Там вдали я слышу какие-то звуки,
Может быть, мой голос прощается тоже?
Только темнота впереди, нету смысла
Дальше все описывать - просто дорога.
Чувствую, как в небе рождаются числа
9, 8, 7 и других тоже много...
Безумие нового мираБезумие нового мира
Я так ненавижу стальных певчих птиц, что клюют мои мысли из ниши забвенья,
Кусают броню мою, мой добрый щит, когтями царапая воображение,
Как я ненавижу их злые глаза, их клювы, что нежно впиваются в темя,
На перьях их надписи не прочитать, пока здесь лежит, еле ползая время.
Но время не станет стираться с часов и с миром ругаться, взрывая минуты,
Прошла эра нас, скоро эра богов, из ртов своих бездны извергли их будто.
Они в небе красном купают свой взгляд и птиц на меня этих злобных спускают,
Пока я любуюсь на сшитый закат из старых морщин позабытых реалий.
Дай нить мне пройти в лабиринт своих снов и вырвать из них настоящее Имя.
Да, я презираю безумных богов, хотя и служу их причудам поныне.
Но нить разрывается, с кровью и без, и служит причиной моих оправданий
Для тех, кто отправил меня в Темный Лес. Зачем? - Соблюдая какой-то свод правил.
Безумье уродливо, словно стекло, политое перьями птиц вместе с клеем,
Безумие съело мое ремесло, оно проростает цветком в моем теле.
Абсурдные двери кусачих домов глаза вырывают зевнувшим прохожим,
А мой дом средь поля серебрянных льдов, но нет тут пейзажей на это похожих.
И я ненавижу, ведь ненависть есть под кетчупом страха - хорошее блюдо!
Забыла инструкции дальше прочесть, но знаю одно: я была здесь и буду.
Я буду играть в лабиринте надежд в стеклянные камни чужих отражений,
Я буду играть, я войду в темный лес, и больше не будет мне определений.
Интеграция в ХаосИнтеграция в Хаос
Уродлива эротика сомнений -
Обклеивать мечты слюнявым потом!
Я не подвластна лжи определений,
Я просто существительное, кто-то.
Сказители берутся за кинжалы,
Чтоб мифов своих власть скреплять телами.
По мне так, чтоб реальность дребезжала,
Всем нужно нам стать волнами цунами.
Я этот мир кусаю своим взглядом,
Лаская пожелтевшими словами
Бессмысленную тонкую преграду,
Которая плюется именами.
Любовь осела с хаосом в осаде,
К земле всех прижимает, кто зарвался,
Меня средь них причислили к награде,
Но кто-нибудь из кокона прорвался?
...
Нет, лишь пустота давно выпитых снов
Из чаш наших судеб, да нити дорог...
Последний порог, как последний предлог.
Что, кровь на лице? - нет, вишневый лишь сок...
Сказка про птицуСказка про птицу
Даже сказка спать ложится,
Спать не ляжет постмодерн
В клюве у голодой птицы,
Что пока стремится вверх.
Вскоре сложат ее крылья
Свои толстые штрихи -
Наша сказка станет былью,
Шут накаркает стихи.
А пока еще летает
Это слабое звено,
Постмодерн же в клюве тает,
Вместе с ним - добро и зло.
Да и прочие цитаты
Выпивают изо рта
И слюну, и ароматы,
И присутсвие стыда.
Значит, больше он не смотрит
На растрепанных детей,
И летят их мысли гордо,
На объедки площадей.
В нашем городе отчаянья,
В королевстве из дверей,
Ключ к которым есть случайно
Лишь у выживших детей, -
Книги все себя писали,
И ответственности нет.
Мы давно уже молчали -
С неба манной льется бред,
Птица все летает мирно,
Она знает, что умрет,
Я все слышу шорох крьльев,
Ну а бог, он просто ждет.
Вторжение в ГородВторжение в Город
Тот, кто ест эту крысу, - не я,
Это просто мой повар из мира людей,
Он готовит мне завтраки из бытия
И закуски из символов, знаков, идей.
Сумасшедшие мыши сорвались с цепей,
Обнажили зубища, снаряды летят
В камнесердие всех городских площадей -
Город дышит лишь кровью погибших солдат.
Город спать будет завтра, сегодня он трус,
Ну а трус не наполнит забвеньем свой прах,
Мы же будем молчать и прощупывать пульс
И внимать ртам, что завтра на нас накричат.
Организм мой бессилен, в нем страсть, соль и страх,
В их слиянье рождается зрелая смерть -
Нет, не каждую боль я доверю слезам,
Нет, не каждую дверь я доверю руке.
Тот, кто ждет меня, больше не бог, он забыл,
Куда складывать истины, как штамповать.
Этот город рожден среди темных светил,
Его улицы щупали знанья за власть,
Обнимали дорогами новый закон,
Расползаясь в его венах теплой водой,
Я была влюблена - ну, а кто не влюблен
В раскаленную правду в капкане времен?
Голос рвется из клетки, он хочет петь гимн
И царапать прохожим их лиц муляжи,
Но изранены стены, стал город чужим,
Падший бог захлебнулся в бассейне лжи.
Я пишу слишком быстро, я вовсе не жду,
Словно вытащат из-под обломков меня -
На серебряном поле скульптура во льду
Перекусит клыками артерию дня.
Я голодным мышам обрываю хвосты,
Это маленький вклад в революцию здесь:
Без хвостов-шлангов им не напиться воды,
Не залить в свое тело горючую смесь
Говорящего хаоса рваных умов,
Чьи мыслишки развешаны здесь на столбах -
Да никто не стремился прогневать богов,
Просто все мы хотим подчинить себе Власть.
Так и я средь насилья и плотного зла
В чреве истины, выжившей чудом, жила,
Но разбили мой дом и горячей водой
Окатили закон, что был выкормлен мной.
Он стонал и брыкался, хотел всех созвать,
Его логика рушилась временем вспять,
Кровь лилась изо рта, что был полон стихов,
Этих рифм не собрать больше - вышел их срок.
Голова гниет с рыбы - пустой водоем,
В нем плывут только глыбы - мечты ни о чем.
Положение Города вырвалось с карты,
География стерлась, разбились стандарты,
А ведь все было связано раньше со всем,
Мир стошнило обильем трагических сцен.
Мое место не здесь, мое место с тобой,
Я не знаю, кто ты, но, поверь, это так,
Знанья плющатся от столкновений с судьбой,
Убивая "зачем", я хочу спасти "как".
Разведите мосты между этим и тем!
Может быть, я успею туда добежать...
Направления лопнули, с башенных стен
Кто посмел без приказа в их стрелки стрелять?
Город дергался - крысы срывались с часов,
Обкусали все цифры и формулы схем -
Эту дверь бы закрыть нам на плотный засов
Или просто пойти сдаться недругу в плен.
Я не верю, что бог вдруг поверит в меня,
Город стонет, а сон его здания пьет,
Я б хотела дожить до подобия дня
...
Но, увы, я не знаю, кто здесь доживет...
@музыка: Скади "Готика-3"
-
-
07.01.2009 в 12:58и дай мне доступ к записе, я тебе знаки препинания поправлю
-
-
07.01.2009 в 14:53Это, видимо, судьба бальзаков поправлять знаки препинания
Соционическое, не иначе!
-
-
07.01.2009 в 18:54-
-
07.01.2009 в 22:57ну хз, по-моему цикл в эпиграфе не нуждается
-
-
08.01.2009 в 12:15-
-
08.01.2009 в 19:42-
-
09.01.2009 в 01:30я очень люблю твои стихи..
-
-
09.01.2009 в 01:45-
-
12.01.2009 в 17:58-
-
13.01.2009 в 01:37-
-
14.01.2009 в 01:38Последнее написано совсем недавно?
-
-
24.08.2009 в 04:26Особо глубоких познаний в стихотворных форах у меня нет, тут я не искушенный читатель, но читать это было интересно. Оставило уже в совершенно ином настроении, нежели до прочтения.
Мне нравятся твои стихи, спасибо =)
-
-
24.08.2009 в 04:32Давно я кстати уже стихов не писала(
Как будто с силой выдирают из своего окружения в иную действительность.
даа так и должно быть, я рада что ты это почувствовала)
-
-
24.08.2009 в 04:48О, надеюсь, это временное явление... Хотя я понимаю, что для таких работ нужно не особо-то и радужное настроение, но всякое в жизни бывает, от проблем не скрыться даже в комнате с мягкими белыми стенами) А вот уметь ещё излагаться так витиевато... это здорово))
-
-
24.08.2009 в 04:51